Изменчивость современного мира, его стремительные трансформации требуют от человека психологической зрелости и готовности каждый раз по-новому отвечать на вопрос «Кто я?», не теряя при этом чувство собственной непрерывности, внутренней гармонии и устойчивости.
Проект «Наташина мечта», родившийся на стыке театрального искусства, коучинга и психоанализа, помогает понять, что даже в эпоху перемен можно отважиться на поиск идентичности и преуспеть в этом.
Когда мы сегодня говорим о театре, хорошо помнить, что мы говорим о театре в эпоху фейсбука, мессенджеров, погруженности людей в различные виды сетевого взаимодействия. В период самоизоляции они переживают расцвет, а театральная же сфера, как и многие другие офлайн форматы, испытывают кризис.
Но театр — древнейший прототип и первая версия той глобальной «видеоигры», которую мы называем жизнь и, возможно, именно с его помощью мы сегодня сможем выяснить, будет она прежней или уже не будет? Так, несмотря на дистанцию, а может и благодаря ей, находится достаточно историй, ищущих зрителя, зрителей, желающих смотреть эти истории, а также актеров, мечтающих их играть на больших и малых сценах…
А значит, актуальны вопросы: где искать источник творчества, как поддержать ресурс, как быть, а не казаться, и вовремя распознать, какой ты внутри настоящий, если подчас и в реальной жизни приходится играть самые разные роли?
Разбираемся с этим в беседе с психоаналитически-ориентированным бизнес-коучем, психологом в миру, актрисой в душе и на сцене – Натальей Миткевич, сыгравшей моноспектакль «Наташина мечта» (режиссер Лада Селиванова) по пьесе молодого российского драматурга Ярославы Пулинович.
Headology: «Наташина мечта» — пьеса о судьбе мечты. Какой эта судьба вам кажется? Наташа теряет мечту? Находит ее?
Наталья Миткевич (НМ): Если говорить о моей Наташе – той, что внутри, – то она возвращается к мечте, вновь обретает ее. Не сказала бы я, что эта мечта когда-то была мною потеряна, нет. Скорее, она ждала своего часа.
Когда-то я играла в школьном театре «Экополис» и мечтала, что когда вырасту, буду играть в «серьезных спектаклях». Эта идея никогда меня не покидала, обитая где-то на периферии сознания. Она была со мной и в то время, когда я развивалась в бизнесе; и когда получала второе высшее образование и выстраивала коучинговую практику; и даже когда все силы и время отдавала воспитанию маленького сына – мечта была со мной.
Может поэтому, она стремительно воплотилась в реальность, как только ей нашлось место – сперва в душе, а затем и в жизни. А еще потому, что другие мои роли будто растили меня и подталкивали к тому, чего я действительно сильно желала.
Headology: Ну а ваша героиня, что происходит с ее мечтой?
НМ: Наверное, нужно посмотреть постановку, чтобы сложилось собственное мнение о судьбе мечты моей героини и ее столкновении с реальностью. Не хочу раскрывать этот секрет преждевременно.
В этом вся прелесть театра: в театре зритель, лишенный возможности управлять актерами как марионетками и выражать чувства или даже аффекты через непосредственное действие, как это обычно бывает в жизни, ну хорошо – или в видеоигре, – должен столкнуться с неопределенностью ожидания и в тревожной пустоте родить внутри себя настоящее неподдельное размышление о таких феноменах жизни как мечта и реальность, любовь и ненависть, жизнь и ее смысл.
Это хорошо объясняет пример общения мамы и ребенка. Я как мама маленького мальчика, знаю, насколько важна способность обоих вынести тревогу неопределености кратковременной разлуки, чтобы дать возможность фантазии ребенка заполнить эту пустоту. Это потом позволяет ему примерять на себя роль активного исследователя и режиссера своей жизни. Сын, «теряющий» на несколько часов маму, которая играет спектакль, учится фантазировать в ее отсутствие, и, на мой взгляд, также «приобретает» маму более счастливую от реализации ее давней мечты.
Как писал отец детского психоанализа Д.В. Винникотт, мать должна «соблазнить ребенка жизнью», заразить его желанием жить. Я бы добавила, и творить, и следовать за мечтой. Я верю в то, что точно «заразила его жизнью», и это поможет в свое время родиться и его мечте, чтобы быть потом воплощенной в реальности.
Headology: Можно ли сказать, что, вернувшись в театр, следуя за своей мечтой, вы вернулись и к своему внутреннему ребенку?
НМ: Особым образом. В моем детстве студия «Экополис» была для меня тем местом, в котором я готова была проводить все свое время. Она выпестовала мое «театральное» «Я».
Потом я поступила в институт, стала работать, закрутилась карусель «надо трудиться, надо добиться». Но иногда мысль о театре возвращалась, хотя до дела не доходило. Контраргументом всегда было: «Мы же взрослые серьезные люди. Какая мечта? Работать надо!». Это ничего, что я говорю цитатами из пьесы? Так и бывает: начинаешь что-то ставить, и слова персонажей глубоко прорастают в душе.
Первый шаг я сделала два с половиной года назад, решившись вести занятия по пластике для школьников – студийцев «Экополиса». А летом 2018 года почувствовала, что желание самой играть на сцене становится слишком «горячей картошкой», и ее срочно нужно вынуть из-за пазухи и мира собственных грез и фантазий и рассказать об этом миру внешнему и вполне реальному. Это как выйти из своей видеоигры в реальность.
Режиссер Лада Селиванова горячо откликнулась на мой запрос, она открыла мне «Наташину мечту». Однажды, сидя на берегу Волги и разговаривая о наших планах, мы поняли, что у нас обеих сейчас достаточно энтузиазма и драйва, чтобы укротить это эмоционально заряженное, мощное по накалу и немного маргинальное произведение. Мы решили дать шанс обрести мечту не только моему внутреннему малышу, но и другим «малышам» – тем, которые только учатся мечтать и тем, которые бы хотели вернуть себе эту способность.
Я на одном дыхании прочла пьесу и решила играть. Ведь, то, что на самом деле тебе нужно, выбору не подлежит. Просто приходит, и все.
Headology: Что может дать театр, чего не могут другие форматы не только в искусстве, в жизни?
НМ: Театр – это про внутреннюю работу души, которую проделывают и актеры, и зрители. Иные форматы ценны другим. Социальные сети – эти незаменимые помощники в работе и коммуникации, выстраивании нетворкинга, отдыхе – они же и главные похитители ресурса – времени. Того особого времени, которое греки называли «кайрос», когда можно побыть с самим собой настоящим, глубоко чувствующим.
Сети прожорливо поглощают внимание, выключая главную человеческую функцию – эмпатию. Эта способность по-настоящему включиться в состояние другого, почувствовать и пережить опыт глубокого межличностного контакта заложена в человеческой природе, и человек всегда будет стремиться ее реализовать.
Но в диджитал-эпоху это стремление, к сожалению, становится подобно мечте человека ХХ века найти внеземные цивилизации. Действительно можно искренне желать пережить опыт такого межличностного взаимодействия, и при этом испытывать первобытный страх перед обнаружением символического инопланетянина внутри неизведанной Вселенной души Другого.
Headology: Вы сочетаете театр и творческую групповую работу с тем чтобы открыть внутренний космос для тех людей, у которых способность к эмпатии немного затерялась в сети?
НМ: Я верю в это, но ни в коей мере не умаляю важность тех преобразований, которые происходят в диджиталиндустрии. Диджитализация повышает эффективность обработки информации, сокращает время коммуникаций, но при этом и вредна тем, что разрешает человеку находится в контакте с Другим, не давая ничего взамен с точки зрения подлинного человеческого чувства.
И если превалируют сетевые виды взаимодействия, я думаю, это опасно своего рода аутизацией и уменьшением истинных контактов на уровне душ. Поэтому то время, которое освобождается у людей на работе, благодаря технологиям, просто просится быть направленным на общение с близкими, на занятие творчеством, на духовное развитие, возрождение и реализацию мечты, – все то, что позволяет ему чувствовать себя живым.
Headology: С пандемией большая часть мира в принципе перешла на онлайн-рельсы. Как вы считаете, это может привести к удалению от прямого контакта?
НМ: Сейчас все изменилось и продолжит меняться. Я думаю, важно и нам не останавливаться, мы будем искать новые подходы и новые форматы. Театры в период самоизоляции вышли к зрителям онлайн. Но мне кажется, что здесь надо соблюдать баланс, видеть ресурсы и ограничения.
Онлайн – расширяет географию, дает возможность прикоснуться к искусству тем, кому это было недоступно в силу, например, удаленности от площадок. Вместе с тем, надо понимать, что волшебство обмена энергией – происходит именно в зале. Мы только учимся делать это на таких огромных расстояниях, в которые помещает нас онлайн.
Headology: И самоизоляция, и «Наташина мечта» призывает каждого заглянуть внутрь себя, посмотреть пристально и на свою мечту…
НМ: А вы знаете, что постановок «Наташи» на самом деле много? И каждая находит у зрителя свой отклик. Пьеса была поставлена не только в Омске, на родине драматурга, столичный зритель, наверное, видел постановку в интерпретации театра «Практика»…
Я считаю, у каждого автора – свой читатель, а у режиссера и актера – свой зритель. И, надеюсь, наша «Наташа» тоже окажется кому-то очень близка.
Я заметила, что, обычно, если произведение не очень известное (скажем, не входит в школьную программу или не экранизировано), то перед спектаклем зрители его, конечно же, не читают. То есть многие, приходя в театр, даже не знают, чего ждать.
Но я верю, что, идя на тот или иной спектакль, зритель делает выбор интуитивно, даже, если хотите, бессознательно и, как правило, очень верно. Будто его душа ведет к тому, что в данный момент необходимо. И я тоже столкнулась с таким проявлением вселенского творческого начала.
Когда мы с режиссером думали над визуальным оформлением спектакля, я взяла в качестве иллюстрации фото картины Бэнкси «Воздушный шар». Это была моя Наташа. Я сделала этот выбор за несколько недель до того, как именно эта картина была продана на Sotheby’s за 1 млн долларов, а в момент продажи в раме запустился шредер и уничтожил картину.
Когда я об этом узнала, то восхищенно застыла от осознания глубинных пересечений того моего выбора иллюстрации с идеей нашего спектакля, а именно, о запуске во многих из нас программы самоуничтожения, в тот самый момент, когда воплощение мечты близко как никогда. Снова совпадение? Нет, наверное, просто попали в поток.
Headology: Как встретили спектакль зрители?
НМ: В целом, мне кажется, тепло, открыто и эмоционально. Мне сложно говорить об этом, так как я могу быть субъективна. Зрители же говорили, что спектакль заставляет задуматься, что «зал не дышал, боясь пропустить слово, жест, мимику», что это трогательная история, талантливый, сильный, волнующий спектакль.
Зритель не смотрит игру актера, он проживает вместе с ним эту историю…
Мне, конечно, очень приятно слышать отзывы, о том, что как актрисе, мне удалось передать состояние и образ подростка, что я достучалась до сердец зрителей.
После премьеры я испытывала особую благодарность к тем искушенным зрителям, которые подсказали мне, в чем можно расти дальше и как работать над ролью. Люблю честность и способность говорить открыто. Это про подлинность связи человеческих душ.
Мой внутренний нарцисс, конечно, слегка согнулся под таким сильным ветром обратной связи, но ведь любому растению для роста нужно не только солнце и вода, но и колыхания ветра, чтобы оно было крепче и выносливее. Ведь так? Поэтому работа над внутренней донастройкой роли длится все то время, что идет спектакль.
Для меня важно, что люди уходят со спектакля с ощущением, «что еще несколько дней ты будешь осмысливать все, что происходило на сцене».
Headology: В прошлом году спектакль принял участие в нескольких театральных фестивалях. Как оценило постановку профессиональное жюри?
НМ: Мне кажется, это тот случай, когда наше внутреннее ощущение от того, что родилось в процессе творчества, теплый отклик зрителей и объективная оценка профессионалов сошлись.
В 2019 году с «Наташиной мечтой» мы приняли участие в 5 театральных фестивалях. И с каждого увозили награду, а порой и не одну: победитель фестиваля «Рузский софит» в номинациях: «За лучшую женскую роль», «Творческий тандем режиссера и актера»; лауреат Всероссийского обучающего семинара-практикума «Пока горит свеча» в номинации «За лучшую роль»; лауреат фестиваля «Пушкино театральное» в номинациях: «Спектакль», «Специальный приз жюри за роль»; лауреат VII открытого межрегионального фестиваля-конкурса «Здравствуйте, это мы!» в номинации: «Лауреат II степени»; лауреат театрального фестиваля «Мост длиной в полвека» в номинациях: «Лучшая режиссерская работа», «За лучший благотворительный проект», «За лучшую женскую роль», «За лучшее раскрытие темы фестиваля».
И это действительно серьезное признание. Мы этим искренне гордимся.
Headology: Какая номинация вам больше по душе?
НМ: Для меня ценна награда за лучшую роль (в т.ч. женскую). Для режиссера, мне кажется, – за лучшую режиссерскую работу. А для нас обеих – «Творческий тандем режиссера и актера». Хотя, это мое предположение, надо уточнить у режиссера.
Headology: Есть в судьбе героини особые моменты, которые вам близки?
НМ: Зацепкой стала драма о любви шестнадцатилетней девочки. Точнее, ее фантазии о любви. Наверное, многие из нас это в юношестве проходили.
Когда тебе кажется, что ты любишь, но потом выясняется, что это только кажется. И только тебе. А любовь – это всегда чувство и работа для двоих. В одиночку любить не получается. В одиночку можно только влюбиться.
«Наташина мечта» — это тонкий психологический театральный эксперимент по поиску внутреннего «Я» в попытке понять, как в одном человеке уживаются разные субличности.
Это спектакль, который, я уверена привлечет внимание, позволит остановиться и задуматься. Выдернет из привычной зоны комфорта, может быть из тех же соцсетей. Покажет другую реальность – не виртуальную. И поднимет вопросы, что есть реальность, а что мечта.
Headology: Премьера спектакля – его кульминация. До этого – этап подготовки, а после премьеры, продолжение его театральной судьбы. Чем каждый из этапов вам ценен?
НМ: Мне хочется сравнить постановку спектакля с рождением ребенка. Премьера – это появление на свет. А до этого спектакль проходит все стадии от вынашивания в голове идеи о «беременности», момента творческого зачатия, внутриутробной жизни – когда ты питаешь внутренний образ героя своими мыслями и чувствами до, собственно, рождения.
И все это время ты очень тревожишься, думаешь о том, как все это будет, словом, мамы меня поймут. Чувств много, и с ними нужно как-то справляться. Даже есть такой термин «контейниирование эмоций» – выдерживание и наделение их смыслами.
Премьера как и роды – проверка на стрессоустойчивость, нужно максимально сконцентрироваться и совершить задуманное природой. До этого и в момент премьеры, ты не особенно уделяешь время размышлениям о том, почему находишься в этом процессе. Цель одна – дать жизнь.
Так, что да, после премьеры начинается жизнь спектакля. Ему предстоит окрепнуть, встать на ноги, заявить миру о себе, найти поддержку других – зрителей, последователей, критиков.
И я считаю, играть на сцене спектакль следует до тех пор, пока он не созреет, достигнув совершеннолетия – совершенства, пока будет удерживать внимание тех, кто его делает, и тех, кто его смотрит. А потом спектакль стоит отпустить, чтобы приготовиться к новой творческой «беременности»…
Headology: Как проходила работа над подготовкой?
НМ: Первым делом мы разбирали пьесу и пытались ее понять. Какая героиня, какой у нее характер? Какова сверхзадача произведения? О чем должен задуматься зритель? С чем он уйдет со спектакля?
С каждым прочтением мы с режиссером открывали в тексте что-то новое, смыслы приходили во время репетиций. И тогда становилось понятно, почему разные режиссеры, ставя вроде бы одну и ту же пьесу, получают совершенно разные постановки; а разные актеры играя, казалось бы, одну роль, являют публике таких разных героев.
Headology: Сложно было войти в образ?
НМ: Сложно, да и удалось ли мне это на самом деле? Моя героиня – девочка из детдома 16 лет. Это не так просто сыграть. Вжиться, думать, мыслить, чувствовать, говорить, двигаться как она.
Хорошо, как сейчас выглядят и ведут себя подростки я, допустим, представляла… А человек, выросший в детдоме? Но это интересный опыт, выход за грани привычного понимания себя. Для меня было особенно приятно, когда один из членов жюри на фестивале реально не мог поверить, что «девочке за 30».
Вначале было неловко репетировать, стоя один на один напротив режиссера. Прочитали, обсудили – играй. А как играть-то? Для меня выходом стало следование за своим телом. Мне кажется, очень интуитивная постановка получилась.
В ходе работы, конечно, ты уже в потоке творчества. Идеи приходят сами собой, появляется энергия, включается азарт: «а давайте, сделаем так? А здесь вот это!» и т.д. Это ни с чем не сравнить, кайф в чистом виде.
Удовольствие получаешь от процесса, и забываешь о необходимости результата. Хорошо, что был дедлайн в виде даты премьеры. А то так бы и репетировали.
Headology: Как вы преодолевали особенно острые моменты в работе?
НМ: Ступор, конечно, случился… Где-то за две недели до премьеры. Во время прогона, когда мы выставляли свет, и я, стоя посреди сцены, осознала, что ничего не помню. Совсем ничего. Текст рождается где-то на перевале между памятью и панической импровизацией. Понимаю, что дальше-обрыв… Я уже качусь по нему… кажется, что несу ахинею… Но режиссер тогда мне сказала: «Не верю!». И я вот думаю, наверное, такое «не верю!» — это же хорошо, да? Значит пьеса уже «внутри», значит она и есть текст, который течет сам. В такой момент лучше всего расслабиться и довериться процессу. Тело все помнит, оно подскажет в трудную минуту.
Headology: Случались ли казусы во время выступлений?
НМ: У всех актеров случаются. Наверное, самых «веселых» было два. Во время одного фестиваля на 10-й минуте показа у единственного стула на сцене, на котором я играю, отламывается металлическая ножка и с грохотом откатывается за кулисы… И ты должен удержаться на трех из четырех. Спасибо йоге и хорошей физической подготовке, час продержалась. Кто-то даже подумал, что это был ловкий режиссерский ход.
А еще к нам как-то приехала съемочная группа, чтобы заснять телеверсию спектакля. Так вот – тоже в начале спектакля – мне показалось, что я забыла слов и перепутала местами мизансцены! А это означает, что вся логика повествования нарушена, что неизвестно, в какой момент появляются новые герои, и что я вообще не понимаю, где я, в каком месте сценария, и что будет, если я пойду дальше.
И ты стоишь под софитами, смотришь на зал, на огонек камеры и понимаешь, что единственное, что ты можешь сделать – это улыбнуться, поклониться и сказать: «всем спасибо, все свободны, занавес».
Я не знаю, что дало мне сил не остановиться и не уйти со сцены, но, наверное, то же самое доверие себе. В итоге оказалось, что я ничего не перепутала, что даже режиссер ничего не заметила, что все прошло отлично. Но этот страх патовой ситуации внутри меня был со мной еще долго.
Хотя сейчас оба эти эпизода я вспоминаю с улыбкой.
Headology: Как выстраивался рабочий союз в паре актриса-режиссер?
НМ: Лада Селиванова для меня идеальный режиссер. Она – чуткий проводник с колокольчиком, а не скульптор-ремесленник с долотом. Она не говорит «здесь делай так», «а здесь вот так». Мы вместе будто плывем в одной лодке по неизведанной реке и она, как опытный рулевой, подсказывает: «там, справа, может быть глубоко», «а вот здесь сильное течение – стоит подналечь на весла».
Для меня такой творческий союз – радость в чистом виде. Хотя иногда хочется ее спросить: а делать-то что? Но она права. Не нужны инструкции, надо помочь человеку создать свою роль самому изнутри. Ну и вовремя позвонить в колокольчик, когда тебя заносит на поворотах.
Headology: Что происходит после спектакля? Как вы общаетесь со зрителями?
НМ: Сверхзадача спектакля – обратить зрителя к важным, но порой вытесненным из сознания темам. Чтобы вывести это на уровень осознанности сразу после спектакля, выйдя из роли Наташи, я как психолог и ведущая рефлексивной группы провожу «Мастерскую смыслов».
Это пространство, в котором мы бережно затрагиваем и обсуждаем те чувства, которые приходили к нам во время и после спектакля, размышляем о том, как та или иная тема, поднятая в пьесе, отзывается в нас самих, делимся своими фантазиями о судьбах героев.
Такой формат глубокого обсуждения сразу после показа дает гармонизирующий терапевтический эффект (после объективно эмоционально тяжелого спектакля), повышает осознанность, и обращает зрителей к важным внутренним темам, часто подводя к вопросам внутренней необходимости помощи другим людям.
В какой-то момент к нам на спектакль и Мастерскую преподаватели стали приводить старшеклассников и студентов, чтобы через искусство начать разговор о важных человеческих темах. И это особенно необходимо сейчас подрастающему поколению, ушедшему в сетевую реальность. Точнее, нереальность.
И я вижу, как происходят эти, пусть небольшие, но важные внутренние трансформации – как у подростков, так и у взрослых – за несколько часов, проведенных на спектакле и Мастерской. Наверное, это и есть самое важное.
Headology: Родился ли в итоге рецепт того, как сделать мечту реальностью?
НМ: Получившийся спектакль — это заданный вопрос. И зрителям, и обществу. Как жить, когда никому за тебя не страшно? Где пролегает эта тонкая грань между мечтой и иллюзией? Где живут в нас травмы детства, определяя нашу жизнь и то, кто мы есть? Может ли система вырастить человека, не затоптать? Любовь – это брать или давать? Все это – богатая пища для размышления.
А самый верный рецепт, чтобы мечта стала реальностью, это позволить себе мечтать вопреки страхам и тревогам. Иметь способность услышать голос творческого начала, сокрытого глубоко внутри каждого человека. Раскрыть сердце и сознание для того, чтобы впустить в жизнь то, что хочется. Не то, чего от тебя требует общество, положение (noblesse oblige) или твое «эго», а именно то, о чем ты мечтаешь. Как правило, с детства.
Как часто слышим «это бессмысленно», «этим денег не заработаешь», «это несерьезно»! Вот именно эти «несерьезно» серьезно потом замыкают человека на нелюбимой работе или в неблизком по духу окружении.
Так что, услышать тихий голос своего внутреннего ребенка, вспомнить, а что любил больше всего в детстве, спросить, а что бы сейчас приносило удовольствие – вот то, что поможет сделать мечту реальностью. И не бояться действовать. Открывая себя настоящего, не только успешного, но и в чем-то уязвимого, или обнаруживающего внутри себя разные желания. Когда это происходит, мы обязательно находим поддержку извне.
Headology: Вы всегда находите тех, кто нуждается в вашей поддержке?
НМ: Еще в самом начале у меня было внутреннее понимание, что проект Спектакль-Мастерская будет некоммерческим и направленным на помощь детям.
После каждого показа спектакля я как попечитель и волонтер благотворительного Фонда «Шередарь», который занимается реабилитацией детей, перенесших онкозаболевания, обращаюсь к зрителям с просьбой помочь детям из Фонда. За год показа спектакля собраны средства на реабилитацию 2-х детей. Много это или мало, я не знаю. Но море состоит из капель.
У подопечных Фонда тоже есть свои детские мечты, которые им в силу перенесенных заболеваний реализовать гораздо тяжелее, чем большинству сверстников. А «Шередарь» помогает им поверить в свои силы и открыться миру. Я верю, что с божьей и нашей общей помощью, улыбок на лицах этих детишек станет больше.
Это тоже Наташина Мечта.
26.06.20
С героиней беседовала Белухина С.В. Подробнее…
Перепубликация приветствуется с указанием фамилии автора интервью и ресурса http://167.235.57.68